А так как детей у меня не было, в школе я каждый день сидел до вечера, то и упустить порой единственный шанс поговорить с родителями своих учеников я не мог.
На моих уроках юный «вокалист» не пел и не плясал, более того, когда директор заглянул в электронный дневник, оказалось, что у парня выходит за четверть всего две пятерки по русскому и физкультуре. Как я этого добился, и почему к моменту, когда в моей жизни появилась эта «звезда эстрады», ни у кого из моих учеников не возникало желания продемонстрировать свои вокальные таланты или устроить бой на стульях, мы разберемся потом.
Что-то я много на потом оставляю, но, не волнуйтесь, обещаю осветить все темные места.
Когда в какой-нибудь передаче обсуждают очередное вирусное видео, в котором школьники с довольными физиономиями творят какой-то трэш, разной степени отбитости, и снимают это на камеру, в обязательном порядке кто-нибудь произнесет сакраментальную фразу:
– А почему школа не предприняла мер?
А какие меры? Давайте посмотрим на предыдущую ситуацию. Ногами учитель алгебры потопала, беседы с администрацией в присутствии родителей проводили, вторым годом угрожали. Именно что угрожали, потому что в современных российских реалиях оставить ученика на второй год практически невозможно. Нет, прецеденты, конечно же, случаются. Но завучу и учителям предстоит заполнить столько бумажек и потратить огромное количество сил, доказывая всевозможным проверкам, что они действительно сделали все, что могли, что проще просто закрыть глаза и молча перевести в следующий класс.
В этом плане вузы находятся в гораздо более выигрышной ситуации: за пять лет учебы в университете только с моего курса отчислили, наверное, человек двадцать, если не больше. За восемь же лет работы в школе, а работал я в далеко не самых престижных учебных заведениях, на второй год оставили всего двух учеников. ДВУХ!
И вы искренне полагаете, что школьники этого не понимают? Я вас умоляю!
Школа всегда рассчитывает на родителей. Учитель, вызывая отца или мать в школу, надеется, что родители смогут повлиять на свое ненаглядное чадо, потому что вот как раз таки у них эти самые меры воздействия есть. Но когда школа сталкивается с тем, что родители не хотят или не могут хоть как-то повлиять на ребенка, складывается патовая ситуация.
Остается только одна возможность – обратиться к государству. Детская комната милиции, совет по делам несовершеннолетних и прочие серьезные организации с не менее серьезными наименованиями. Но если от действий ученика никто серьезно не пострадал, он не приносил в школу оружие (на моей практике один такой случай был) и не репостил мемасики на своей стене в ВК, никто и слушать ваши жалобы не станет. Ребенок обут, одет, сыт и ходит в школу без синяков – значит, мама справляется со своими обязанностями.
– Какие к маме претензии? – спросит серьезный товарищ в форме. – Не следит за успеваемостью сына? Мама, будете контролировать оценки? – мужчина повернется к раскрасневшейся родительнице.
– Буду, – едва слышно выронит мамаша и часто-часто закивает кудрявой головой. И, естественно, не будет.
– Вот и отлично!
И вот теперь-то наш «певец» прошел все круги школьного ада и на своей шкуре испытал все ужасы школьных мер воздействия. И что он вынес из этого потрясающего опыта? НИЧЕГО! Ничего, кроме сотрясания воздуха громкими словами, взрослые люди сделать не могут. В его случае.
Если бы мальчик знал, что за любое свое действие в школе ему придется отвечать не только перед чужой тетей у доски, но и перед родителями, которые могут лишить его многих приятных вещей, ситуация с песней исчерпала бы себя еще в момент первого недовольного взгляда учителя. Конечно, обычно даже самые «ответственные» родители вспоминают о своих обязанностях после того, как школа начнет брать их измором со своими постоянными звонками, разговорами в кабинете директора и прочими увеселениями. Обычно, но не всегда.
И, уверяю вас, нет ничего более страшного, чем школьник, осознавший свою полную безнаказанность. Но об этом мне только предстояло узнать, а пока я только готовился приступить к работе.
В деревню, в глушь, в…
Не знаю: многие ли сейчас в нашей стране могут сказать, что их обеспечил работой университет, но в моем случае это действительно так. Вместе с дипломом каждому из выпускников вручили листок, на котором красовалось название учебного заведения, готового принять молодого специалиста.
К моменту окончания университета я уже настолько сроднился с электричками, что твердо решил: в Москве работать не буду, по крайней мере, первое время. Тратить по четыре часа в день на дорогу – очень сомнительное удовольствие. Очень. За пять лет я вдоволь натолкался в тамбурах, наслушался бедных музыкантов и отоварился всяческой фигней на двадцать лет вперед.
В результате распределения мне досталась школа, расположенная в десяти минутах езды на электричке от моего города. Да, опять электричка, но всего десять минут, так что:
– Официант, заверните две!
Некоторым особо удачливым сокурсникам предложили школы, до которых предстояло добираться на перекладных, да еще и в другие районы Подмосковья. С точки зрения бумаг тебя, и в самом деле, обеспечили рабочим местом, а то, что ты физически не сможешь добраться до него к первому уроку, – это уже другой вопрос, который решать будешь уже только ты. Но сам факт, что распределение в нашем университете было, – громаднейший плюс.
Школы в своем городе я даже не рассматривал. У меня перед глазами был пример мамы, у которой выездные сессии родительского собрания проходили практически каждый день. Идешь по улице? «А как там успехи у моего Коли?» Стоишь в очереди за молоком? «Татьяна Павловна, мы с мужем не смогли на прошлой неделе подойти: расскажите, что вы там с родителями обсуждали».
– Мам, пошли уже домой! – тряс я уже не принадлежавшую мне родительницу за рукав, но нет, очередному собеседнику срочно нужно было выяснить, как нужно было записать ответ в номере пятьсот сорок восемь.
Но постоянные разговоры – это наименьшая из проблем. Когда учитель работает рядом с домом, каждый его шаг сопровождается массой заинтересованных взглядов:
– А куда это он пошел?
